Это очень... личный вопрос. И довольно подробный ответ. Поэтому под кат.
читать дальшеВсе мои лучшие детские воспоминания связаны с Одессой. 2-я Степная, 33. Самое первое, какое мне удается отчетливо идентифицировать, оно же, пожалуй, и лучшее - это мое последнее лето перед школой. Последнее лето свободы. Дело происходит в июне, совершенно точно в конце июня, потому что на завтрак - свежая клубника со сметаной.
Мы жили там в маленьком одноэтажном домике, который тогда казался мне большим. Сразу справа от крыльца был колодец с удивительно чистой и холодной водой. Над колодцем росла старая, огромная, выше дома с чердаком, белая черешня. Она давала неимоверное количество янтарной сладкой ягоды размером в три копейки каждая, и за этой ягодой я забирался с бидончиком на шее на высоту метров десяти или больше - туда, где опорные ветки уже становились толщиной с детскую руку. Слева от крыльца стояла скамья и большой квадратный стол, накрытый листом белого пластика. За этим столом мы обедали всей семьей, а вечерами всей семьей же играли в домино - пока совсем не стемнеет, и даже дым от дедова "Космоса" не сможет отгонять голодное комарье. Напротив дома был низенький хозблок из кухни, сарая с инструментами и бани. Небольшой асфальтовый дворик, разделяющий дом и хозблок, накрыт деревянной решеткой, сплошь увитой виноградом, и сквозь виноградную листву пробиваются солнечные лучи.
Мне шесть лет - совсем как моему сыну сейчас. Мы с дедом только что закончили очень важный диспут: если я стану бороться с государством, то кто победит? "...а я тогда сяду в ракету и улечу на Луну! - Тебя еще до орбиты собьют средства ПВО", - усмехается дед, каперанг в отставке. На ракете и средствах ПВО моя фантазия заканчивается, поэтому я запрокидываю голову и смотрю на острые солнечные лучи, сквозящие через виноград. Я прижмуриваю глаза, но не насовсем, а так, чтобы на ресницах заиграла радуга. И почему-то думаю, что вот это, именно это нужно запомнить навсегда.
Я не сочиняю и не привираю, я действительно это помню. Свое одесское детство я помню насквозь, до мельчайшей подробности, до последнего пикселя этого волшебного цветного мира. Я могу рассказывать о нем часами. И все, что я расскажу, будет не авторской реконструкцией по мотивам - я это вижу в деталях, стоит лишь закрыть глаза и сосредоточиться.
"Мне все ласкает взоры - даже грязь.
Я наделен престранным свойством глаз:
Фотографическим. Буквально. Стоит мне
Им волю дать иль, вздрогнув, в тишине
Отдать приказ, как все, что видят взоры -
Убранство комнаты, листва гикори,
Капели стылые стилеты - все ложится,
Подобно призраку, на дно глазницы,
Чтоб там лежать и час, и два. Пока
Вдруг не понадобится. Нужно лишь слегка
Прикрыть глаза, и заново узришь
Листву, иль комнату, или трофеи крыш".
Мы ловили греющихся на солнце бабочек-адмиралов на углу Степной и Цветочной - к ним нужно было подкрадываться очень медленно и непременно против солнца, чтобы твоя тень не накрыла бабочку. Если тень все же накрывала, бабочка складывала крылья домиком и в следующую секунду улетала. Бабочек нужно было ловить согнутыми в полусферы ладонями, чтобы ощутить, как пойманное насекомое стучится в твои ладони изнутри, но ни в коем случае не повредить крыльев - потому что, поймав, мы их тут же отпускали, глупая бабочка тут же летела обратно греться, и игра начиналась снова. Ночами я выходил в сад, задирал голову и смотрел на звезды - их там очень, очень много, они яркие и крупные, иногда между ними, мигая, пролетал спутник. Если долго так смотреть, возникало ощущение невесомости. Я всерьез считал, что человек может летать, если поверит полностью, поэтому и выходил смотреть на звезды. Но поверить так ни разу полностью и не смог, потому что, когда мне начинало казаться, что да, сейчас я взлечу, мне становилось страшно: а вдруг и в самом деле?..
Это был волшебный, удивительный мир. Потом он стал выцветать, блекнуть, из магического калейдоскопа превращаться в набор инструментов и мануалов к ним. Окончательно он выцвел к 1990-му году, когда в течение полугода, с марта по сентябрь, ушло все наше старшее поколение. Дом на Степной унаследовали родственники бабушки. Черешню спилили, сад пришел в запустение, на месте дома построили автомастерскую. Все, нет больше моего детства, кроме того, которое всегда со мной да еще немножко на фотографиях, где все живы и улыбаются, а мама молода и красива.
Три. Два. Один. Я иду искать.
Господи, помоги мне.